Иван Федорович КУЧИНСКИЙ

Иван Федорович КУЧИНСКИЙРодился 12 февраля 1926 году в деревне Вязов Лес Гомельской области, Белоруссия. Будучи подростком был членом партизанского отряда, после освобождения Белоруссии был призван в регулярную Советскую армию. Участвовал в операции по освобождению Польши, победу встретил в Германии. Награжден орденом Красной Звезды, орденом Отечественной войны II степени, а также медалями «За отвагу», «За боевые заслуги».

Война на пороге...
Когда началась война, мне было 14 лет, воскресенье как раз было. Мы с мальчишками смотрим – самолеты летят, ну тут все зашумели: «Война! Война!» Потом об этом по радио объявили. А наша деревня располагалась в 8 километрах от польской границы, и так страшно было, когда бомбардировщики гудели и ночью и днем. Наши войска бегут, а мы давай еловые ветки таскать и крыши домов накрывать. Нам подросткам поручили гнать колхозный скот в тыл. Мы сутки гнали, а скот-то недоенный, я ребятам и предложил: «Давайте распустим этот скот, пусть все, кто хочет, его забирают». А когда вернулись домой, в нашей деревне уже стояли немцы.

Трудовой лагерь и побег
Фото из немецкого архиваПозже немцы собрали всех подростков и на машине угнали на работы к реке Речься, это было в начале апреля. Мы рыли окопы, пилили и валили лес, на себе таскали на дорогу бревна, потому что дорога была разбита. Я пробыл в этом лагере два месяца. Потом мысль мне пришла: «Почему я должен здесь быть? Мои три брата на фронте, я для немцев окопы копаю?!» Мысли о побеге меня не покидали. Был момент, когда меня определили носить воду для кухни. И поставили работать с одним пареньком из соседней деревни, тоже Ваней. Я ему говорю: «Слушай, а давай воды наносим с песком». Зачерпываем воду из реки, несем, а попутно песочку туда подсыпаем. Немцы пришли на обед, начали есть и почувствовали неладное. Нас с Иваном привели к коменданту, мы расплакались от страха, чувствовали, что убьют. Он устроил допрос, почему мы носили песок и как это произошло. А мы отвечали: «Как песок? Мы просто воду носили, но, может, где-то и попало». Он дал наказание каждому по 25 ударов палкой. Такая палка была дубовая, нас так усыпали, что после на носилках унесли. Я не мог встать дня три, спустя время очухался немного, встал на ноги.

ЗнакЗатем определили меня на работы – пилить лес. Елку с утра спилили, и немец-надсмотрщик разрешил нам отдохнуть. Я выждал момент, смотрю, он глаза закрыл, прилег на ветки. Я один раз вокруг него прошел, другой, а потом брюки расстегнул, будто бы оправляться, отошел метров на 9 и затем дальше в лес. Я знал только направление, что мне надо бежать непременно на запад. Бежал по сосновому бору, на пути встретил озеро, обходить было некогда, я поплыл, посредине был пенек, я отдохнул, и тут слышу лай собак и немцы кругом. Я молился Богу, чтобы не закашлять. Через полчаса стихли все звуки. Затем аккуратно, чтобы не было плеска, перешел водную преграду и выбрался на берег. Шел по лесу, а навстречу поляна, на ней мужчина скот пас. Я подошел к нему с вопросом, как лучше перебраться через реку. А время было весеннее, вода аж гудела. Он говорит: «Вплавь не получится, течение сильное, река силу набрала. А на мосту часовые немецкие ходят». И вправду, я посмотрел – четыре немца там ходят. Начинало смеркаться, я подошел к речке: что будет? Я прыгнул, мое пальтишко раздулось на воде, и потащило меня течением. Сопротивляюсь из последних сил, вижу куст на другой стороне, сделал рывок и за ветку схватился, так и перебрался на другую сторону, но подняться не могу, все намокло. Посидел-посидел, снял сапожки, выжал портянки, снова обулся и пошел. Иду, а на дорогу не выхожу – кругом немцы, так я и брел по полям, переночевал в куче теплого навоза – зарылся в него, чтобы согреться, и так дожил до утра. С рассветом продолжил путь, на третьи сутки добрался до родного дома. Только успел одежду сменить, поесть, и тут прибегает сестра с криком: «Немцы!» Она испугалась, что за мной пришли, а они продукты по домам собирали, отнимали у кого что есть. Но я снова ушел в лес, где встретил своих, партизан.

Партизанская жизнь
Сын полка на улице Будапешта. Фотограф Евгений ХалдейДо того как меня забрали в трудовой лагерь был связным в 117-м партизанском отряде под командованием Глушеня. В отряде у нас было около тысячи человек, боеприпасами нас снабжали с воздуха. Я им рассказал все, что со мной произошло, они предложили уйти с ними. Ходил часто в разведку: переоденут меня в дранье, сумку на меня повесят, хлеба положат прихожу к немцам, прошу хлеба. Давали, даже иногда в столовой кормили. «Киндер, иди на хаус», – так говорили... Наша бригада стояла по одну сторону железной дороги, а отряд – по другую. Однажды не было соли, и мы ночью доставали соль и носили туда, в бригаду. А немцы делали ловушки – глубокие ямы, вот если туда попал, там уже не повернуться. Ну и угодил я в эту ловушку. Утром немцы делали обход, за уши меня вытащили. «Партизан, партизан?» – спрашивали. «Нет, не партизан», – отвечаю. Привезли меня в чешскую комендатуру города Жидковичи на допрос. В то время чехи отказались воевать. Я уже знал, что меня расстреляют. А партизаны связь имели с чешской комендатурой, они приходили к нам в отряд. Комендант приказал чехам доставить меня в отряд, так и спас меня. Во второй раз я был на грани расстрела.

Советские партизаны ВОВПослали меня в разведку в город Люденевичи, узнать сколько там немцев стояло. Ну а как туда попасть? Из нашего поселка возили молоко туда, я взял лошадь, бидоны поставил и повез молоко. Привез в пункт приема молока. Молоко выливаю и посматриваю, сдал, и слава Богу. Поехал на лошади обратно, выезжаю из города, стоит часовой-немец, думаю: «Гад, я тебя все равно тут пристрелю». Ну взял и пристрелил. Ну а за то, что я его пристрелил, начальник отряда трое суток гауптвахты получил, в яме просидел: никто ведь команды такой не давал. Потом я решил домой заехать, отдохнуть немножко. А у партизан кальсоны всегда мокрые, ржавые, и я пришел в поселок. Немцы увидели и говорят: «Партизан, партизан». А народ, односельчане, сбежались и говорят им: «Нет, он наш, он скот пас, коров гоняет, поэтому такой грязный». Собрали корзину яиц и дают немцам: «Вот вам яйки, только отпустите его!» Они совещались-совещались, один пришел и выбросил меня из тележки. Второй раз смерть миновала. В 1944 году наш отряд партизанский больше месяца не пропускал эшелоны с провизией, предназначенной для немецких частей. Снабжение производили по железной дороге из Осло.

Свобода Белоруссии
Колхозница М. Николаева провожает в партизаны своего сына ИванаНашу область летом 1944 года освободили советские войска. А я как раз с разведкой шел и чуть своих разведчиков не перестрелял. Все были в плащ-палатках, не поймешь, свои или нет. Я с лошади спрыгнул в рожь, лег и притаился, наблюдаю. Что их спасло? Они остановились покурить и повернулись, на одной из пилоток я увидел звездочку. И понял, что это наши, потому что бои слышно было. Я вышел и говорю им: «Руки вверх!» Они подняли, я подхожу, смотрю, спрашиваю, кто такие. Они отвечают: «Русская разведка!» Мы поздоровались, а они забрали у меня карабин и повели в штаб. Там-то я впервые увидел полковников, подполковников и их обмундирование. Разговорились, один полковник говорит: «Знаешь что, сынок, я тебе сейчас дам взвод солдат, и ты поведешь в свой отряд, чтобы соединиться и привести его сюда. Мы вас всех наградим». А в отряде уже переполох: они думали, что я у немцев. Наши уже по ту сторону речки окопались, а народ весь в лесах был, и кто-куда поразбежались. Но закончилось все благополучно, в итоге отряд соединился с армией.

Партизанская семья Никифора РидлевскогоЗатем меня призвали в ряды регулярной армии и направили в Смоленск, в школу младших командиров, а через два месяца я попал на фронт в составе зенитно-артиллерийского полка. На службе я получил орден Красной Звезды за бой, в котором подбил пять танков. История, в общем-то, нехитрая для того времени: шел бой, танки нажимают, мы тогда с батареей потеряли четыре орудия. Я был хорошим наводчиком – бил без промаха. Вот пять танков немецких и подбил тогда. Было дело.

День Победы
Город не помню, какой был. Польшу всю прошли, уже на немецкой территории встретил Победу. Но до Берлина наш полк около 500 километров не дошел. Когда получили известие о том, что мы победили, все плясали, песни пели. А сколько стрельбы было! Вот, когда мы ближе к фронту подошли, там удивительное зрелище было – на один километр стояло 240 стволов орудий. На каждые 200 метров стоял прожектор: когда бой шел, они светили, немцев ослепляли, они в шоке были, кричали, плакали. Думали, наверное, что конец света! Быстро взяли Берлин, сутки, не более. А там уже после этого нашу часть перебросили в Минск. В мае мы приехали в Минск. А в июле готовились к отправке на Японию. Женщины плакали, мол, только закончилась война, снова на войну. Но обошлось: покуда мы доехали до Хабаровска, и война кончилась. После этого был направлен на остров Сахалин, наш полк вошел в состав Хинганской 30-й артиллерийской дивизии. После войны я прослужил еще пять лет в Южном Соколе, всего там было четыре полка. Демобилизовался в 1950 году и устроился работать в военную часть №42211, в госпиталь, там я трудился 51 год.


Печать